Сегодня и вчера

Юргевич В.Н. Опыт объяснения имен Князей Литовских // Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1883. Июль-Сентябрь. Книга третья.

Кто занимался историей Литвы, не мог не остановиться на некоторых весьма темных вопросах. При чтении родословной литовских князей кого не поражала смесь христианских имен с кажущимися нам на первый взгляд языческими? Кто не старался объяснить себе, почему эти христианские имена являются в то время, когда язычество было в Литве во всей силе? Для нас непонятно было также, почему у князя с христианским именем, женатого на русской княжне, упоминаются сыновья с именами языческими, или наоборот, у князя язычника—с христианскими. Смесь имен очевидно следует приписать влиянию православной церкви из соседнего русского государства, но история не указала нам, когда началось это влияние. Преобладание русского элемента в литовском княжестве мы привыкли относить ко времени присоединения к Литве русских земель вследствие завоеваний и родственных связей литовских князей с русскими и вследствие переселений русских в Литву. Эти завоевания начались с присоединения к Литве земли кривской, при преемниках Ярослава Владимировича во второй половине XI века, но неужели при Ярославе, завоевавшем значительную часть собственной Литвы (1044), русские проповедники не воспользовались примером Скандинавов и Поляков, посылавших в X и начале XI века своих миссионеров для обращения в христианство языческой Литвы? Решение этих вопросов без тщательного изучения имен литовских было невозможно. Только с их помощью мы узнаем, что влияние Русских на Литву было гораздо древнее, чем мы предполагали, и началось даже раньше Ярослава, когда Литва не была еще княжеством. Это доказывают имена сыновей баснословного Палемона, живших в начале XI века, Боркус, Кунас и Спера, из коих первое произошло из ласкательного Боркуша (Борис), второе из Конаша (Конон), третье — Спера (Спиридон). Упоминаемый в то же время завоеватель Кривичей Кернус был не что иное как Карнуша (Корнелий). Между тем, считая эти и многие другие имена князей языческими и не задавая себе труда познакомиться с ними, мы приговорили незаслуженно весьма многих православных князей к язычеству и вообразили себе, что литовский княжеский дом исповедовал языческую веру даже в конце XIV столетия, во время Ольгерда. Но присматриваясь ближе к разным формам литовских имен и сравнивая их с существующими и древними формами народных русских, мы увидим, что имя, которое считалось до сих пор языческим, не есть языческое, и что следовательно не всегда князь, известный нам как язычник, был им в самом деле, хотя иногда до поры до времени был принужден скрывать свое христианство, живя среди народа грубого и сильно преданного язычеству. Мы не станем тогда затрудняться подобно Карамзину, который, приводя сказание русских летописцев о том, что Вильняне, боясь Мстислава В., завоевателя земли кривской, призвали к себе на княжение около 1128 г. из Царьграда двух сыновей бывшего полоцкого князя Ростислава Рогволодовича Давила и Мокволда, из коих первый был отцом Вита и Эрбеня, а второй Миндовга, не верит преданию, находя между прочим невероятным, чтобы сыновья русского князя назывались литовскими именами и приняли веру языческую, ибо Миндовг был язычник. То, что говорит Карамзин о Ростиславичах, может быть применено к другим литовским князьям. Многие из них имели отцов, исповедовавших христианство и постригшихся в монашество; иные матерей или жен православных из русского княжеского дома, из которых не одна оставила память о своем благочестии…