Сегодня и вчера

1791 год. «Очаковский кризис».
Британская дипломатия попыталась добиться международной изоляции России из-за опасений ее усиления в результате побед над турками. Премьер-министр Уильям Питт добивался предъявления России ультиматума, чтобы не допустить успешного (для России) окончания русско-турецкой войны и перехода к России стратегически важной крепости Очаков.

«Восточный вопрос» как комплекс противоречий, сопровождавших упадок Османской империи, на протяжении XIX - начала XX столетия спровоцировал череду острых дипломатических и военно-политических конфликтов между европейскими странами. Основными претендентами на раздел наследства «безнадежно больного человека» - султанской Турции - выступали такие влиятельные континентальные государства, как Англия, Франция и Россия. Наиболее ярким начальным проявлением европейских амбиций в зоне имперских владений Стамбула - прежде всего, в Восточном Средиземноморье и на Ближнем Востоке - стало, по мнению большинства исследователей, образование коалиции европейских государств под лозунгом оказания военной помощи Порте в ответ на вторжение войск Наполеона Бонапарта в Египет и Сирию (1798). Однако действия «защитников» территориальных интересов Турции имели свою предысторию. В ретроспективном аспекте наибольший интерес вызывает «Очаковский кризис» 1791 г., едва не приведший Англию и Россию, внешнеполитические интересы которых впервые пересеклись в регионе Восточного Средиземноморья, к полномасштабному военному столкновению.

Как известно, в годы правления Екатерины II (1762-1796) Российская империя продолжила успешные войны со своим южным соседом – Турцией. Блестящая победа русских войск в войне 1768-1774 гг. и выгодный для Петербурга Кючук-Кайнарджийский мирный договор, обеспечивший включение в состав России Крыма и Северного Причерноморья, позволили России заявить о своих претензиях на выход в акваторию Средиземного моря. Уже в ближайшее время Российская империя могла стать здесь реальным соперником таких морских держав, как Англия и Франция. Разумеется, ни Лондон, ни Париж подобные перспективы не устраивали…

… Успехи России, претендующей на избыточную, по мнению западных столиц, самостоятельность в международной политике, заставили англичан пересмотреть своё отношение к новому участнику региональной стратегии.

Во второй половине 80-х гг. XVIII столетия английский премьер-министр У. Питт-младший впервые заговорил в парламенте о факте существования «Восточного вопроса». Главным соперником Англии в этой области он назвал Российскую империю. Прогнозируя будущее развитие ситуации, политик утверждал, что следующим шагом России, нацеленным на развитие успеха на южном направлении её внешней экспансии, должно стать обеспечение прохода своих военных кораблей через турецкие проливы (Босфор, Дарданеллы) к Ионическому архипелагу, с возможным захватом некоторых греческих островов.

Правительство Англии приняло решение всячески тормозить продвижение России на Восток.




Лондон попытался перейти в дипломатическое наступление против России, которая одержала очередную победу над Турцией. Бесцеремонные действия Англии спровоцировали острый конфликт в отношениях с Петербургом. Непосредственным поводом для столкновения стал категорический отказ России уступить ультимативным требованиям Тройственного союза о заключении преждевременного мира с Турцией. Во исполнение данной инициативы русские должны были возвратить уже занятые земли между Бугом и Днестром, а также турецкую крепость Очаков. Именно вопрос о возвращении Стамбулу захваченного Очакова стал решающим. Россия не уступала, а потому весной 1791 г. оказалась на пороге открытого вооруженного столкновения с Англией. Уже давно многие отечественные и зарубежные исследователи признают, что именно «Очаковское дело» ознаменовало собой начальную веху в истории «Восточного вопроса» с непосредственным участием Англии.

Однако предпринятое на Россию давление оставалось безрезультатным. Императрица твердо отказалась от сохранения предлагаемого status quo, заявив британскому послу: «Я знаю, что Ваш двор определил меня изгнать из Европы; надеюсь, что, по крайней мере, он позволит мне удалиться в Царьград». В этой ситуации, осознав тщетность дипломатических средств, правительство Пигта перешло к военным угрозам в отношении России. Британский посол в Берлине, Дж. Эварт, предлагал убедить Порту, что Англия готова к прямым действиям в целях обеспечения её безопасности на суше и на море. «Я оставляю, - писал он Питту, - вопрос о том, как далеко мы должны пойти, на Ваше усмотрение». Эварт полагал, что дипломатические требования должны быть обязательно подкреплены военными приготовлениями: «Россия должна вернуть Порте завоёванное, не только потому что Очаков и его окрестности действительно важны для турок. Это дело второстепенное, если сравнить его с тем решающим влиянием, которое результат нынешнего спора окажет на силу и постоянство политики нашей страны. Или мы заставим Россию уступить, или все наше влияние в Берлине, на севере и в целом не продлится слишком долго».

В начале 1791 г. британская дипломатия, перейдя в решающее наступление против Петербурга, попыталась добиться международной изоляции России. Однако решение этой стратегической задачи Лондону оказалось не по силам. «Слабым звеном» в цепи британских интриг оказалась Пруссия. В Берлине, который ещё не забыл присутствия на своих улицах русских гренадёр, не было полной уверенности и единства во взглядах на конфронтацию с Россией. Выжидательную позицию в итоге заняла и Голландия.

В марте 1791 г. между Лондоном и Берлином было достигнуто соглашение о совместном ультиматуме России и открытии военных действий, если Екатерина II откажется удовлетворить требования союзников. В Англии всерьез готовились к войне. К концу марта 1791 г. эскадра из 36 линейных кораблей была готова к отплытию в Балтийское море. Небезынтересно отметить, что это соединение было намного сильнее той эскадры, которая помогла позднее Нельсону одержать победу при Трафальгаре.

Поскольку кризис в англо-русских отношениях достиг апогея, британский премьер-министр обратился к парламенту с просьбой о выделении военных кредитов. Однако его предложение неожиданно встретило бурный протест со стороны представителей торгово-промышленной буржуазии, заинтересованной в России, как в источнике сырья и рынке сбыта. Отражавшая эти настроения, оппозиция в лице своего лидера Ч. Дж. Фокса выступила в парламенте с решительным осуждением воинственных планов Питта. Русский посол в Лондоне С. Р. Воронцов, со своей стороны, использовал для нейтрализации политики Питта собственные деловые связи, а также контакты с оппозицией и прессой. Его единомышленники в Лондоне сочиняли памфлеты, разоблачающие политику британского кабинета. Против войны с Россией были настроены и некоторые влиятельные сторонники правительства. В результате эти настроения привели к разногласиям в самом кабинете Питта. Один из его участников писал: «Как можно искать объяснение началу войны из-за Очакова? Мы пытаемся защитить и поддержать Турцию, которая сама же объявила войну России! И ради этого мы рискуем своим авторитетом на континенте, мы отправляем огромную эскадру навстречу всем трудностям Балтики?! Я положительно не понимаю этих джентльменов, которые выступают за войну. Они говорят, что здесь задета честь нации, однако вопросы чести нации не должны противоречить национальному благоразумию».

Оказавшись под угрозой серьёзного политического кризиса, воинственный премьер-министр Англии отказался от планов войны с Россией. Османская империя была брошена на произвол судьбы и волю победителя.

Тем не менее «Очаковский кризис» и «военная тревога» весны 1791 г. стали грозным предзнаменованием англо-русских противоречий в «Восточном вопросе», наложивших свою печать на весь последующий ход международных отношений.

Использованы материалы статьи: Сабитова Л. Р. Начало англо-русского дипломатического противостояния в рамках «Восточного вопроса» («Очаковский кризис» 1791 г.) // Известия Саратовского университета. Нов. сер. Сер. История. Международные отношения. 2014. Т. 14, вып. 4.